Удачливый неудачник

1200 предприятий страны, находящихся в процедуре банкротства, остро нуждаются в управляющих, способных обеспечить их нормальную жизнедеятельность

Институт антикризисных менеджеров в Беларуси сам переживает кризис. Власть недовольна результатами его усилий и намерена взять этот сугубо рыночный механизм в свои "заботливые" государственные руки.

Спору нет, подумать есть над чем. Один оживший банкрот из ста "глухарей" — такова сегодня картина санации нашей экономики. Много это или мало? Конечно, в арифметическом смысле оскорбительно мало, капля в море, которая годится лишь для подтверждения теории вероятности — дескать, точно: одно слабое звено можно спасти даже в системе, где финансовый паралич охватил уже целые отрасли. С другой стороны, эта "вздорная единица", символизируя жалкий итог реанимации промышленности госсектора, обеспокоила властную элиту, заставив ее резко ужесточить всю технологию процедуры банкротства. Не исключено, в намерении прежде всего оградить казенное имущество от смены собственника.

И вообще, будь процент оздоровления больных предприятий более приятным для глаза, он бы привычно затерялся в статистической каше и лишь вредил, порождая гибельные иллюзии благополучия. А теперь появился особый резон присмотреться к "удачливым неудачникам", к успешной тактике их антикризисных управляющих. Ведь похожую тропу из долговой трясины к твердому берегу пытаются сейчас одолеть сотни несостоятельных заводов и фабрик, сельских коллективов — считай, половина предприятий страны убыточна. С управляющим или без него, но этот тяжкий путь они обязаны пройти.

Пусть поможет им опыт Галины ДРЕБЕЗОВОЙ, которая волею жребия назначена возродить Березовский комбинат силикатных изделий. Еще полгода назад безнадежный банкрот с арестованным счетом, сегодня комбинат уже сполна платит по всем обязательствам и назван в пятерке лучших предприятий района. А проблем у него осталось всего две и довольно смешные — устаревший дозатор на расфасовке извести и ненужное общежитие на балансе. При этом юрист Дребезова не изменила на предприятии ни-че-го, кроме рыночной стратегии и финансовых потоков. Правда, уволила коммерческого директора, который просто не понимал сути этой профессии.

По удачному совпадению, в день моей командировки на комбинат приехали председатель Брестского областного хозяйственного суда Валентин Колбик, его подопечный судья Олег Казаков и куратор брестских коллег судья Высшего хозяйственного суда Александр Федоренский. Поэтому оперативный комментарий по теме банкротства был обеспечен на месте. Еще встретил здесь коммерсанта из Питера Вячеслава Рачкова, которого не испугал незавидный статус белорусского партнера. Почему не испугал — об этом ниже. А теперь — к беседе с управляющей Дребезовой, которую при всем желании крайней в развале экономики сделать не удастся.
* * *

Жить или умереть

— Галина Владимировна, наши люди обычно боятся банкротства…

— Его прежде всего боятся руководители предприятий. Очень боятся, потому что сразу всплывают их старые грехи и грешки. Когда приходят управляющие, особенно юристы, — уголовное дело наверняка обеспечено! И против "нашего" оно было возбуждено, но сумма объявилась небольшая, ее удалось погасить. Поэтому директора стращают свой народ: берегитесь, дескать, официальное банкротство — это крах.

Ну а как тогда расценить 2 млн. USD долгов березовских силикатчиков за газ, 300 млн. рублей за электроэнергию, 600 млн. рублей просроченных налогов в казну? Что делать с нулем в графе оборотных средств? Как оживить комбинат, если оборудование по производству извести изношено до ручки, по газосиликатным блокам — на 70%? Это не крах?

А хозяйствовали здесь так: по договорам, например, числилось 185 покупателей извести, но никто не платил ни рубля. То есть деградация полная. И как бы руководство ни бодрилось, какие бы радужные перспективы ни обещало, люди давно почувствовали опасность. А заводу уже 40 лет, тут сложились целые рабочие династии и для них замок на проходной — трагедия. Так возникла идея добровольного банкротства.

В. Колбик: Приходит ко мне бойкая девчушка и заявляет: мы хотим затеять такую процедуру, что нужно для этого? Я вкратце объяснил, хотя удивился, что власти поддержали эту инициативу. Судья с первого раза принял документы.

Г. Дребезова: Наш юрисконсульт Ирина Карпович ездила в Брест, конечно, не без ведома районных властей. Согласитесь, 530 человек с семьями лишить куска хлеба — недопустимая беда для Березы. Особенно горячий сторонник этой процедуры — заместитель председателя райисполкома по экономике Николай Чиж. Я с ним консультировалась каждый день, когда разрабатывала план выхода из кризиса. По градообразующим предприятиям срок санации может быть установлен до 10 лет. А расчеты показали, что даже с учетом форс-мажорных обстоятельств все долги мы способны погасить за восемь лет. Этот срок вместе с поручительством по обязательствам ОАО "Березовский комбинат силикатных изделий" в случае неудачной санации и был указан в ходатайстве райисполкома от 4 декабря 2002г. в областной хозяйственный суд.

Правда, мы начали процедуру банкротства вопреки желанию основного кредитора. Ситуация уникальная: ПРУП "Брестоблгаз" (80,9% голосов) не утвердил план санации, настаивая на продаже предприятия. Что, в общем, понятно — ему нужны деньги сегодня! И покупатели нашлись, но воспротивилась районная власть, поскольку новый хозяин комбината мог уволить людей. А по градообразующим предприятиям решение кредитора вторично. Словом, 23 декабря мы ушли в процедуру санации.

Документы на стол!

— Галина Владимировна, вы взяли старт с чистого листа и пустого кармана. Ваши первые шаги? Пришлось брать кредиты?

— Упаси Бог! Новые кредиты — недопустимая роскошь. Это новая кабала. Нет, с началом защитного периода я буквально машинами увозила первичные документы и днями напролет изучала их. Именно в защитном периоде, когда дело возбуждено и знает об этом узкий круг людей, в первую очередь по документам управляющий способен сразу увидеть истинную картину и решить: возбуждать конкурсное производство или достаточно продать часть оборудования в счет долгов и работать дальше. Предложить собранию кредиторов проект плана санации или ликвидации предприятия или вообще не браться за это дело. Кстати, ни кредиторы, ни заводчане не знали о том, что в Березе строилась двухкомнатная квартира, когда у завода не было ни копейки прибыли. Поскольку продать квартиру было невозможно — очень дорогая, мы передали ее облгазу в счет погашения долга.

Анализируя причины кризиса, я заодно нащупывала и путь к оздоровлению завода. Сейчас это ежедневная работа, которую и не сразу вспомнишь. У прежнего руководства были ошибки очевидные, были скрытые, системные. Самой гибельной оказалась многолетняя реконструкция известковой печи — детища советских еще времен. Она съедала всю прибыль, вымывала оборотные средства. Мы постарались вывести ее финансирование за скобки наших затрат. Очень благодарны Министерству промышленности, которое нас поддержало! Сразу упал налог на незавершенное строительство, и мы смогли законсервировать до лучших времен этот объект.

Удачно поработали с дебиторами. Всем разослали копии исковых заявлений, а потом я звонила вслед: не отдадите должок — завтра возбуждаю против вас дело о банкротстве. Практически 80%, казалось, навсегда потерянных денег удалось возвратить без суда и на старте выжить за их счет. С остальными клиентами судимся до сих пор.

По заводу болтались лошади, конюхи. Столовая вовсю куховарила, хотя там кормилось человек десять. Эти подразделения были сразу закрыты. Мы вообще продали абсолютно все лишнее, что дало 250 млн. рублей.

Очень высоки у нас транспортные расходы — проектировщики когда-то просчитались и сейчас плечо перевозок от мелового карьера 25 км. Пришлось отказаться от услуг автокомбината и заключить договор с частными перевозчиками, что на 20% дешевле. Автокомбинату, давнему партнеру, пообещали, что с ростом объемов мы снова привлечем его силы. И потихоньку уже даем заказы.

Предприятие наше энергоемкое, и колоссальные затраты на электричество воспринимались как неизбежность. Мы поставили элементарный счетчик и начали 10 млн. руб. в месяц экономить. А с учетом роста тарифов выгода будет еще больше.

У строителей сезонный характер работы. И нам зимой грешно без толку работать на склад, переводить сырье, энергоресурсы. Поэтому в плане санации я предусмотрела двухмесячный отпуск всего коллектива. За вынужденный простой каждому положено 75% среднего заработка, но я сказала людям: "Если сегодня вы эту каплю заберете, то завтра можете потерять все". Они меня поняли и поддержали. За "отпускные" удалось запастись сырьем и с апреля, когда пошел горячий спрос на продукцию, обеспечить себя работой. А придержанные деньги уже с лихвой возвращены — в мае в очередной раз и теперь уже вдвое повысили зарплату. Вот так любую серьезную акцию я согласовываю с коллективом. Без его доброй воли ничего путного не получится.

— Воля коллектива у нас еще сплошь и рядом воспринимается по-советски. Начальник решил — вот и вся недолга! И хорошо еще, если разумно решил…

— Нет, здесь это общее желание подняться с колен. С рабочими, мастерами я встречаюсь постоянно. Они, конечно, знают, что любое распоряжение управляющего имеет силу закона, потому что за результат отвечаю я. Но зачем же их ломать через колено, ставить перед фактом? У нас одна команда, одна цель. Все, что происходит и будет происходить на заводе, — абсолютно все открыто для людей. Именно поэтому у нас нет острых проблем совместимости и дела идут неплохо.

— А что бы вы назвали своим главным ходом?

— Отмену бартера. Еще в защитном периоде, когда формально и права на это не имела. Один раз вернулись к нему зимой, когда менялись на цемент и алюминиевую пудру — для нашей технологии вещи незаменимые. Но раньше почти 40% операций оборачивались крахом — до сих пор на складе лежат горы неликвида. Одной только мешкотарой для извести года два придется моль кормить. Или, например, отгружали блоки в Оршу в обмен на льняные простыни, пододеяльники. Потом их выдавали людям в счет зарплаты, еще кому-то дальше по цепочке. Большего безумия представить трудно.

В.Колбик: Одно замечание к этой теме. Сегодня на Брестчине работают несколько консервных заводов — пинский, кобринский… К сожалению, они затарены продукцией, накопили долги огромные, исполнительных производств в суде заведено море. И что же? В магазине, вижу, рядом с баночкой кобринского салата за 700 руб. примостилась такая же баночка из Волгограда. Качеством салат в десять раз хуже нашего, зато ценой вдвое дороже. Спрашивается, какой смысл везти чужой товар за тысячи километров, когда наши предприятия свой не могут сбыть? Ответ простой: это и есть бартер в самом неприглядном виде. За живые деньги никто таких уродливых комбинаций не будет выстраивать.

Партнеры

— Галина Владимировна, рынок сбыта — это партнеры. А кто клюнет на банкрота?

— А свои мозги зачем? Сначала я посмотрела картотеку всех состоятельных клиентов за последние три года. Их-то и было — кот наплакал. В частности, московская фирма "ЭЛСИстрой" брала неплохие объемы газосиликатных блоков, предпочитая их, скажем, гродненским, гомельским, могилевским, любанским… Но еще в 2001 году, не раз обманутая, отказалась покупать березовскую продукцию. Мой первый звонок в Москве восприняли настороженно. Я под честное слово обязалась погасить все долги перед ними и попросила поработать с нами опять хотя бы месяц. Они рискнули и сделали предоплату, а в конце августа взяли у нас 2 тыс. кубометров блоков, потом еще 3 тыс. Мы сутками работали, но слово держали. И даже зимой уже в нынешнем году, когда пик строительных работ прошел, они снова сделали предоплату, а блоки, по их просьбе, мы отгрузили в марте. Сейчас москвичи берут по пять вагонов в день. Разве это не жест доверия старого партнера?

Нам удалось восстановить рынки сбыта и почти в четыре раза увеличить объем производства. Без этого из долговой ямы не вылезешь.

Теперь покупатели уже приходят сами. И какие! 30 тыс. тонн извести намерена купить у нас польская фирма по валютной предоплате — это, считай, наш сезонный (с марта по ноябрь) объем работ. Сейчас срочно ищем дозатор для точного затаривания извести в мешки. Раньше ее отправляли в вагонах, такой проблемы не было. Но это уже приятные хлопоты.

Рядом с нами и Западная Украина, регион динамичный и очень перспективный. Если этот необъятный рынок для нас откроется, а к тому идет, мы вообще забудем о проблемах сбыта.

Хуже другое. Зарубежным партнерам не нравится, когда в коммерческих предложениях белорусских фирм нет цен, хотя бы ориентировочных. Им невдомек, что нашим директорам трудно предвидеть конъюнктуру даже на неделю вперед — к утру все может измениться. У нас, например, в феврале тонна извести стоила 24 USD, а потом цена вслед за топливом и газом взлетела в 8 раз! А это форс-мажор, удар по деловой репутации. Все обязательства бессовестно корежатся — что скажешь в оправдание?

— Сегодня в бизнесе и без форс-мажора проблем хватает. Не случайно юристы, судьи, да и горький предпринимательский опыт рекомендуют перед сделкой всесторонне изучить партнера. Кстати, Галина Владимировна, вы, например, убедились в полномочиях вашего делового гостя питерца Вячеслава Рачкова подписывать коммерческий договор?

— Если предприятие дает 100% предоплаты, зачем мне его родословная?

А партнеру, который досрочно кредитует комбинат, я даю полную картину о себе. Тактика простая: если сделка приносит хотя бы 2—5% рентабельности, мы начинаем работать. Предоплата дает хороший оборот, при этом нам не грозят задолженность, штрафные санкции…

— Вячеслав, а вас не насторожил ярлык банкрота у нового партнера?

— Сегодня рынок и риск почти неразделимы. Но в данном случае, надеюсь, риск минимален. Я побывал на предприятии, познакомился с персоналом, видел на складе добротную продукцию. Предварительная информация, собранная в Питере, подтвердилась: осечки тут не будет.

Закон: тиски или объятия?

— Галина Владимировна, как вы оцениваете то законодательное поле, на котором приходится действовать антикризисному управляющему?

— Работать можно, неразрешимых проблем я не встречала. Есть, правда, оплошности в формулировках, противоречия в статьях различных нормативных актов. Примеров десятки, назову лишь один, который нас замучил, — передача заводского общежития на местный баланс. Закон "Об экономической несостоятельности (банкротстве)" относит общежития к жилым помещениям социального пользования, а Жилищный кодекс имеет другую точку зрения. Итог: передача общежития зависла. А коммунальные расходы тем временем растут и уже явно нам не по карману.

Спорные статьи, естественно, толкуют по-разному хозяйственные и общие суды, даже вторгаясь порой в компетенцию друг друга.

Налоговое законодательство тяжелое. Как бы ни старался, ошибок и потерь избежать трудно. При всех издержках вполне хорош Гражданский кодекс. Зато Таможенный кодекс абсолютно не приспособлен к рыночным условиям — до такой степени неконкретны многие его статьи.

— Сейчас идет лавина жалоб в связи с тем, что на предприятиях-банкротах потеряли силу старые коллективные договоры…

— Они заключались с прежним нанимателем. А управляющий не наниматель и, к сожалению, не благодетель — у него в "общаке" даже рубля нет и ответственности по обязательствам старой администрации он не несет. Закон требует от нас лишь соблюдения трудового законодательства, режима рабочего времени, выплаты зарплаты. А материальная помощь, дополнительные услуги — это добрая воля кредитора.

— И все же претензии, конфликты есть?

— Хватает, особенно с профсоюзами. Эти защитники трудовых интересов начинают махать кулаками, когда предприятие уже обрушилось в пропасть. Спрашивается, а где вы раньше были?

Некоторые (даже чиновники) именно в антикризисном управляющем видят виновника банкротства. От такого невежества никакое правовое поле не спасет. Им невдомек, что именно и только кризисный менеджер спасает обреченное имущество банкрота, принимает его и обеспечивает сохранность, ищет пропавшее добро или вызволяет из чужого незаконного владения, работает с судами, кредиторами. И если в результате допустит убытки, то поплатится собственным имуществом.

Правда, своими доходами после правительственного постановления от 20 февраля N 213 мы уже поплатились, в связи с чем, уверена, не только весь институт антикризисных управляющих, но и сама кампания оздоровления белорусской экономики оказались под угрозой. Из этой сферы лучшие специалисты уйдут.

Получается, чем больше и успешнее я работаю на собственника в лице государства — а без серьезных личных затрат это невозможно, — тем ничтожнее мой итоговый заработок. Маловато логики!

Санация или продажа?

— В самой санации по-белорусски логика слабо просматривается…

— Вообще-то я решительный сторонник не санации, а продажи обанкротившихся предприятий. Она предпочтительнее по всем статьям. Просто авторы Закона "Об экономической несостоятельности (банкротстве)" намеренно сделали акцент на санации, иначе, уверена, законодатели мурыжили бы его еще десяток лет. Представьте, сейчас более 1200 предприятий страны (из них сотня с долей государственной собственности) находятся в процедуре банкротства. Свыше 900 дел, что называется, мертвые. Зачем их мариновать? Продажа дает немедленный эффект, деньги быстро возвращаются в бюджет. А санация консервирует долги.

— Ладно, в Березе градообразующее, стратегическое предприятие. Но ведь казна из последних сил пытается удержать на плаву сотни заводов, где ее доля исчисляется от силы двумя десятками процентов. Заводов по существу устаревших, бесхозных, разворованных…

— Сейчас мы целой командой работаем в ганцевичском ОАО "Пищевик", где государство имеет те же 20% акций. Хозяйство потрясающее — никакого учета! По официальной кредиторской задолженности все в ажуре. Но как только объявили о процедуре банкротства и начали принимать требования кредиторов, долги выросли в десятки раз! Выплыли такие суммы, что мы не решаемся включать их в реестр суда, хотя придется. Ведь кредиторы предъявляют нам подлинные документы, а в заводских архивах ни следа — только расписки директора об изъятии документов по различным сделкам. Такие акционерные общества, такие конторы, где правят неизвестно кто и неизвестно как, где властвует беспомощная, а нередко и коррумпированная вертикаль, надо срочно подвергать судебной процедуре на предмет банкротства и пускать с молотка. Там нечего санировать. Без заинтересованного и умелого хозяина эту мертвую петлю не разорвать. А люди потеряют не только работу, но и надежду выжить.

Вот я и стараюсь сейчас в Березе, на других порученных мне кризисных объектах эту надежду сохранить и укрепить.

——————————————————-
Р.S. Высокие и затертые, абстрактные, казалось бы, слова. Но как умеет их жизнь заземлить! В полупустом вагоне поезда Москва — Брест рядом со мной коротал время у окошка крепкий мужичина. Надо же, попутчик оказался из Березы! Едет на побывку. Уже три года Игорь, не найдя заработка дома, бичует в России. А всего в отхожем промысле, считает, маются тысячи полторы-две земляков. И все бы ничего, семью худо-бедно кормит, но уже собака во дворе не узнает, да старшего сына на учет в милиции поставили — болтается после ПТУ без работы и отцовского присмотра.

Страшно, что в родном городе нет опоры. И еще, говорит, нестерпимо горько стоять в разноязыкой, голодной толпе в ожидании какого-нибудь работодателя. А потом прорываться к нему, продавливаться…

Не так ли, подумалось, вместе с березовскими мужичками стоит, подрастерявшись в постсоветской толчее, и наша Беларусь? Ждет дешевых инвестиций, ждет милостей от работодателей далеких и близких. Ждет добра от чужих и, странная, кусает за руки, набрасывает уздечку на собственных мастеровых людей, чьими стараниями всегда жила и могла бы жить припеваючи.

В разряд подозрительных попала и деятельность антикризисных управляющих. Сначала власти неправедно урезали им вознаграждение, потом обвинили в некомпетентности, а теперь вообще замахнулись на само существование этих специалистов как класса. Будто без них можно грамотно и законно вызволить из беды захромавшую экономику. Будто кто-нибудь вместо заядлой рыночницы, блестящего юриста Галины Дребезовой, выпускницы коммерческой школы при Академии внешней торговли 1990г., и ее коллег может взять на себя эту тяжелую миссию вытаскивания попавших в долговую пропасть.

Спросил, между прочим, у Николая Жука, главного инженера березовского КСИ, зачем она, пришелец, комбинату, если никаких тут революций не совершила, не знает ни дозировки смесей, ни режима обжига силикатных блоков, вообще ничего не смыслит в технологии производства. "А мы, специалисты, зачем здесь? — резонно ответил Николай Васильевич. — Но мы неплохо соображаем тут, в цеху, а за воротами, на экономических дорогах наш поводырь — Дребезова".

…Банкрот — это неизбывное стрессовое поле. Даже пройти по двору от проходной до конторы — безумное испытание. Потому что обреченные заводчане всякий раз видят в управляющем то гробовщика, то мессию, то заезжего вора. Позавидуешь такому хлебу?

Вячеслав СИВАКОВ, спец.корр. "НЭГ", г.Береза 2003г.