Странности одной процедуры

Как и любая другая, процедура банкротства придумана для оздоровления организма, но только экономического. И проводить ее должны хорошо подготовленные специалисты, неукоснительно соблюдая необходимые правила. Потому что при малейшей ошибке болезнь может усугубиться, а на лечение хвори, ставшей хронической, уходит намного больше и денег, и времени. Но что делать, если вдруг выясняется, что и правила не совсем верные, и специалисты не всегда добросовестные?

– Еще в 2010 году нами, экспертной группой международной антикоррупционной сети, был сделан краткий анализ законодательства о банкротстве и правоприменительной практики, — говорит эксперт неправительственной международной организации по борьбе с коррупцией Transparency International Галина ДРЕБЕЗОВА. — Цель анализа — выявить условия, которые способствуют совершению коррупционных правонарушений при осуществлении процедуры банкротства. Свои предложения мы направили в правительство и во все заинтересованные органы, и часть из них была учтена при подготовке проекта нового закона о банкротстве. В частности, было учтено наше предложение о том, какие документы должны быть представлены в хозяйственный суд после проведения собрания кредиторов для принятия решения о банкротстве должника или признания его экономически несостоятельным. Мы скрупулезно объяснили, что, как и в каком порядке нужно делать. Однако ряд предложений, к сожалению, правительство проигнорировало. Мы, конечно же, не настаиваем на том, что они безукоризненны, но, на наш взгляд, разработки заслуживали более пристального внимания.

Корр.: На чем, по-вашему, должен быть сделан акцент в новом законе, чтобы свести к минимуму коррупцию при проведении процедуры банкротства?

Г.Дребезова: Основная причина, которая способствует коррупционным правонарушениям, — это отсутствие полной прозрачности в деятельности управляющих. Для того, чтобы изменить ситуацию, совсем не надо вносить изменения в закон, нужно лишь принять определенные положения, причем даже не на уровне правительства. На наш взгляд, необходимо прежде всего обеспечить прозрачность при предложении кандидатур антикризисных управляющих. Мы считаем, что коррупционной является не столько законодательная норма, сколько практика их назначения. Получается довольно странная картина: суд, ведущий дело о банкротстве, назначает управляющего, привлекает его к административной ответственности в случае необходимости и принимает решение о выплате ему вознаграждения, то есть все, что связано с деньгами, сосредоточено в одних руках. Но при этом вопрос о деятельности управляющего не является прозрачным! Именно поэтому мы нередко сталкиваемся с ситуацией, когда кредитор или должник жалуется на то, что управляющий не предоставляет в суд отчеты в порядке, установленном действующим законодательством, то есть ежемесячно. Но ведь именно суд освобождает управляющего от ответственности, указывая при этом, что поскольку того не обязывали предоставлять отчеты, то он этого делать и не обязан! Спрашивается, каким образом тогда контролировать деятельность управляющего? Очевидно же, что подобная ситуация создает для него все условия, чтобы поступать неразумно и недобросовестно.

Корр.: А что говорится о назначении антикризисного управляющего в новом законопроекте?

Г.Дребезова: Сегодня, насколько нам известно, пытаются внести в проект закона норму, в соответствии с которой кандидатура управляющего будет предлагаться или должником, или кредитором. Допустим, предлагаются три кандидатуры. Возникает вопрос: какими же правилами будет руководствоваться суд, выбирая из них одну? Ведь управляющие — это субъекты хозяйствования, и главная их цель — получение прибыли. Так почему суд из трех кандидатур выбрал, скажем, Иванова или Сидорова? Когда принимают такое решение должник или кредитор — это понятно, это их деньги. Но если окончательное решение остается за судом, тогда, видимо, он должен нести ответственность за свой выбор! Более того, норма предусматривает, что суд может и по собственной инициативе назначать кандидатуру антикризисного управляющего. Хорошо, пусть так! Но какими критериями он будет при этом руководствоваться, если не собирается отвечать за свой выбор?

Корр.: А кто назначает управляющих, скажем, в западноевропейских странах, чей опыт нам может быть полезен?

Г.Дребезова: В Германии антикризисного управляющего тоже назначает суд, но при этом он страхует свой выбор, принимая на себя ответственность за его деятельность. Думаю, кредиторов такая позиция устраивает. Ведь если материальная ответственность ложится на суд, то и кредиторы, и должники начинают играть совсем по другим правилам. А сегодня у нас вы можете писать жалобу на управляющего, говорить о том, что имущество похищено, вспоминать законодательные нормы, но это не станет основанием для того, чтобы привлечь управляющего к ответственности! Даже если у вас будут убедительные доказательства и документы, свидетельствующие о том, что имущество исчезло. Судья, к примеру, может сказать: а я не вижу нарушений в деятельности управляющего! Он имеет право на подобное заявление, но ведь имущества нет! И денег нет! Значит, кто-то должен восполнить эту недостачу? Спрашивается, кто именно?

КАК ИЗБЕЖАТЬ СОБЛАЗНА?

Г.Дребезова: Хочу привести недавний пример из практики моих коллег. При завершении ликвидационного производства в материалах дела о банкротстве отсутствовали документы, подтверждающие реализацию имущества должника. Но каким же образом суд мог вынести решение и завершить процедуру банкротства, если неизвестно, что произошло с имуществом? А ведь понятие коррупционной составляющей касается именно материальной части! Если отсутствуют документы о реализации имущества, то есть все основания полагать, что управляющий злоупотребил своим правом и присвоил деньги или поступил с ними еще как-то, но они не пошли на удовлетворение требований кредиторов. Поэтому деятельность управляющего по распоряжению имуществом в сфере правоприменительной практики, о которой идет речь в белорусском законодательстве, не способствует экономическому оздоровлению предприятия. Ведь если требования кредитора не удовлетворяются за счет имущества должника, то он может стать банкротом! Так о каком оздоровлении в этом случае можно вести речь? Но, к великому сожалению, тема эта так и остается закрытой, несмотря на то, что государственная программа по борьбе с коррупцией предусматривает обеспечение прозрачности процедуры банкротства!

Корр.: Что толкает управляющих на коррупционные правонарушения? Или все зависит от конкретного человека?

Г.Дребезова: Проблема эта во многом зависит от оплаты работы антикризисных управляющих. В постановлении правительства, которое предусматривает порядок выплаты вознаграждения по итогам дела, четко и однозначно говорится, что суд принимает решение о выплате им денег на основании расчетов, представленных Департаментом по санации и банкротству, или же его территориальными органами. А территориальные органы, в свою очередь, требуют решение собрания кредиторов на выплату вознаграждения управляющему. То есть идет прямое нарушение правительственной нормы, где определенный процент установлен законом! По сути, вознаграждение управляющего начинает зависеть от третьих лиц, которые могут заявить: рассчитаешься с нами — дадим согласие на выплату тебе денег, а не рассчитаешься — останешься ни с чем! Именно так и создаются условия для коррупционных правонарушений! И нас в данной ситуации очень огорчает позиция суда. Казалось бы, этот орган должен строго стоять на защите интересов закона, а не закрывать глаза на его нарушение, поскольку мировая практика показывает: любое отступление от нормы создает почву для коррупции.

Корр.: Но, наверное, не всегда следует винить управляющих в подобных ситуациях, существуют, видимо, и какие-то объективные обстоятельства?

Г.Дребезова: Безусловно, в ходе проведения процедуры могут возникнуть и форс-мажорные обстоятельства. Но если управляющий своевременно обратился в правоохранительные органы, если есть доказательства, что он предпринял все необходимые меры, которые положены в таких случаях, тогда все подозрения с него снимаются. Но я привела пример, когда никаких доказательств невиновности человека нет! Имущество исчезло, и что с ним произошло, неизвестно, а всю ответственность за это почему-то должны нести кредиторы и должник! А бывает, что имущество должника продается по ценам, которые значительно ниже рыночных. И это тоже серьезная проблема, поскольку четкие правила, которыми следует руководствоваться в подобных ситуациях, к сожалению, отсутствуют.

Корр.: А зачем имущество продавать дешевле? Ради откатов?

Г.Дребезова: Ради откатов. Приведу еще пример. В процедуре банкротства, как известно, существует защитный период. И только по результатам защитного периода определяется, может предприятие продолжать свою деятельность, или нет. В это время продается все движимое и недвижимое имущество должника, причем, как правило, без проведения торгов. Ну и как такую ситуацию можно расценивать? Мы предлагали внести в законопроект норму, по которой управляющему запрещалось бы проведение таких сделок, поскольку они влекут за собой прекращение деятельности должника. А вдруг еще возможна санация? Ну а если уж возникла острая необходимость, то продажа должна проводиться только через торги! Мне вообще непонятно, как можно без торгов продавать движимое, а тем более, недвижимое имущество? Могу привести еще пример. После завершения процедуры банкротства прошло несколько лет, предприятие было исключено из регистра, и в ходе проверочных мероприятий по делам так называемых «финок» — лже-предпринимательских структур —  установили, что со счетов предприятия-должника на счета этих структур уходили деньги. Как это возможно? Только при отсутствии контроля! Еще один случай из практики: до сих пор находится в бегах управляющий, который продукцию предприятия-должника поставлял в свою компанию и не рассчитывался за нее. В итоге он покинул территорию Беларуси, против него возбуждено уголовное дело, но предприятие-должник потеряло деньги и, соответственно, потеряли деньги кредиторы. Или еще такая ситуация: в рамках процедуры санации управляющий приобретал материалы и сырье по завышенным ценам, в результате на предприятии, которое имело небольшую задолженность, за время санации долги увеличились в разы. И все это документально подтверждено. Я рассказываю о делах, с которыми мы постоянно сталкиваемся на практике, и поэтому у меня есть все основания утверждать: пока не будут обеспечены прозрачность ведения процедур банкротства, а также контроль за деятельностью управляющих, постоянно будут возникать ситуации, приводящие к совершению коррупционных правонарушений!

ГРУППА РИСКА

Корр.: Вы считаете, что основная фигура, которая подвергается «коррупционному соблазну», это именно управляющий?

Г.Дребезова: Однозначно: только антикризисный управляющий! Именно он является главной фигурой в процедуре банкротства, и от того, насколько профессиональны и добросовестны действия управляющего, зависит экономическое оздоровление предприятия. А поскольку сегодня отсутствуют необходимые нормы контроля за его деятельностью, то это позволяет неразумным и недобросовестным управляющим нарушать действующее законодательство. У нас, к примеру, есть жалоба по ЗАО «Фанел плюс» — это предприятие, которое давно уже находится в процедуре банкротства. Когда еще существовало лицензирование, у предыдущего управляющего аннулировали лицензию за то, что в рамках процедуры банкротства была установлена недостача имущества. То есть при передаче дела вновь назначенному управляющему имущества, которое он принял в свое время, в наличии не оказалось. Удивительная ситуация — 150 человек, работающих на предприятии, обращаются по этому поводу во все государственные органы, и даже в прокуратуру, и отовсюду получают один и тот же ответ: управляющий не несет ответственности за обеспечение сохранности имущества!

Корр.: А много уголовных дел возбуждается против управляющих?

Г.Дребезова: В 1999 году первые антикризисные управляющие в Беларуси получили свои удостоверения, и за тринадцать прошедших лет из них было осуждено около тридцати человек. А количество управляющих в стране не превышает четырехсот субъектов хозяйствования, поскольку ряд индивидуальных предпринимателей являются одновременно и  учредителями фирм, то есть юридических лиц. Поэтому реально в этой сфере работает не более двухсот субъектов хозяйствования.

Корр.: Это много или мало? У нас в государстве хватает антикризисных управляющих?

Г.Дребезова: Управляющих-то достаточно, но система, созданная в нашей стране, сама по себе способствует совершению коррупционных преступлений, поскольку один управляющий вынужден вести по полной процедуре всего одно дело. Поэтому мы и готовим значительное число управляющих, что, на мой взгляд, способствует коррупции.

Корр.: Но почему?

Г.Дребезова: Да потому что понятие «один управляющий — одно дело»  некорректно. В той же Германии управляющие одновременно ведут и по триста, и по четыреста дел, и это не ухудшает качества их работы, поскольку они могут иметь целый коллектив юристов, бухгалтеров и так далее. Если антикризисный управляющий ведет параллельно значительное количество дел, то, на наш взгляд, он может обеспечить более качественное выполнение работы.

Корр.: А мне казалось, что наоборот!

Г.Дребезова: Нет, такое мнение ошибочно. Представьте ситуацию: вы — индивидуальный предприниматель и не можете иметь наемных работников. Скажите, пожалуйста, каким образом вы будете вести сразу пятнадцать или двадцать дел? Пусть даже у вас будет всего лишь одно дело по полной процедуре? На мой взгляд, в таком случае хорошее качество обеспечить сложно. А вот если вы представляете юридическое лицо, то у вас есть штат сотрудников, и, конечно же, вы можете гарантировать отличное качество работы!

Корр.: Ну, если только при таком условии! Но поскольку один человек триста дел вести не может, то все равно получается: один управляющий — одно дело?

Г.Дребезова: Нет, «один управляющий — одно дело» — это экономически невыгодно и сразу же создает условия для коррупции. Управляющему выплачивается максимальное вознаграждение 1 085 000 рублей в месяц. Скажите, пожалуйста, может он прожить на эти деньги? Естественно, нет. И получается, что такой подход сразу же создает условия для коррупционных правонарушений.

Корр.: То есть проблема была бы частично решена, если бы индивидуальным предпринимателям вернули наемных работников?

Г.Дребезова: Правильно, но, к сожалению, вопрос с наемными работниками у нас все никак решить не могут! Закон не запрещает индивидуальному предпринимателю заключать договоры с юристами или бухгалтерами. Но у него нет финансовой возможности для этого, ему бы самому прожить за этот миллион! Как же он может оплатить еще и работу привлекаемых лиц?

Корр.: Управляющие порой затягивают процедуру банкротства, какой в этом смысл?

Г.Дребезова: Самая большая проблема — это реализация имущества, которое управляющий не всегда  может продать в установленные сроки, поскольку оно, как правило, неликвидное. Но это объективная причина. А субъективная заключается в том, что если управляющий ведет, скажем, сразу десяток дел, то ежемесячно на каждом предприятии он получает миллион, а с 1 апреля сумма вознаграждения увеличится втрое, и поэтому ему есть самый прямой смысл процедуру затягивать. Это касается частных предпринимателей.

Корр.: А что, есть разница в оплате «частных» и «не частных» управляющих?

Г.Дребезова: Что касается так называемых государственных управляющих, то они получают очень хорошую заработную плату в процессе санации, и поэтому у них есть реальный соблазн затягивать эту процедуру. Если же вести речь о ликвидации, то высокая зарплата у государственных управляющих действует только в течение года, и поэтому затягивать процедуру банкротства им менее выгодно. Беда в том, что управляющему не выплачивается вознаграждение по итогам дела, которое предусмотрено законом. А если бы эта норма действовала, как я уже говорила, то управляющие работали бы честно и добросовестно, и были бы заинтересованы в скорейшей продаже имущества, чтобы быстрее получить дополнительное вознаграждение. Мне, например, приходилось сталкиваться в минском суде с ситуацией, когда судьи говорили управляющим: вы к нам больше не приходите, все равно эту сумму не заплатим! А что значит «не заплатим», если есть закон? Вот и получается, что самой действенной антикоррупционной мерой при проведении процедуры банкротства является всего лишь строгое соблюдение норм действующего законодательства!

МЕНЯТЬ ПРИОРИТЕТЫ

Корр.: В общем, прежде чем требования предъявлять управляющим, нужно вначале им условия для работы создать?

Г.Дребезова: Конечно. Когда мы стали заниматься экспертной деятельностью как представители Transparency International, то столкнулись с тем, что управляющие даже не имеют офисов! Спрашивается, где, в таком случае, кредитор может встретиться с управляющим? Юрист, например, для того чтобы получить лицензию на оказание юридических услуг, обязан иметь офис, хотя закон ему не запрещает проводить переговоры в кафе! Причем у юриста нет такого понятия, как коррупционная составляющая, поскольку ему платят за услуги. Он идет в суд, предоставляет услуги, и при этом наличие офиса для него обязательно! У управляющего же высокая группа риска в коррупционном плане, но офиса нет, а есть только абонентский ящик. Вам не кажется это довольно странным? На наш взгляд, это тоже способствует коррупции, поскольку заинтересованное лицо должно знать, куда придти, чтобы побеседовать с управляющим, ему интересно, есть ли у того определенная база данных, какой у него офис, и так далее. И вообще, между ответственностью управляющего и ответственность юриста — огромная разница, потому что, как правило, за первым стоит огромное число лиц, а за вторым один или несколько клиентов.

Корр.: Принято считать, что и наличие так называемых приоритетных кредиторов способствует коррупции…

Г.Дребезова: Это понятие идет от ряда зарубежных экспертов, которые дают заключение по новому проекту закона. На наш взгляд, говорить пока о приоритетных кредиторах в Беларуси не совсем корректно, поскольку наша экономическая ситуация иная, чем в западных странах. Но будь моя воля, первое, что я сделала бы (с учетом наших условий), так изменила бы подход в отношении участников долевого строительства, как это произошло в России. Ведь огромное число физических и юридических лиц теряют деньги в связи с тем, что предприятия, которые занимались долевым строительством, уходят в процедуру банкротства. Это очень сложная и болезненная ситуация для людей, которые пострадали и могут пострадать от подобных банкротов. Россия приняла решение включить таких кредиторов в третью очередь. То есть вначале идет первая очередь, где предусматривается возмещение вреда, затем вторая, где речь идет о заработной плате, и, наконец, третья, где решается проблема расчетов с дольщиками. Ну, а после этого уже взыскиваются налоги и обязательства, обеспеченные залогом.

Корр.: Решен ли вопрос оплаты управляющих в новом законопроекте?

Г.Дребезова: К сожалению, в новом законе эта норма вообще четко не прописана, и получается, что судьба вознаграждения управляющим по-прежнему зависит от третьих лиц. А она должна быть строго определена законом, чтобы управляющий точно знал, сколько получит за работу, и был уверен, что оплата ему гарантирована. Если он, скажем, продаст имущество должника дороже, и задолженность перед кредиторами будет максимально погашена, то сумма вознаграждения тоже будет больше. Но на практике такого не происходит. Коррупции антикризисных управляющих, как я уже говорила, способствует и то, что контроль за их деятельностью сегодня практически не ведется.

«ЗА СТЕКЛОМ»

Корр.: А кто, по-вашему, должен контролировать деятельность антикризисных управляющих?

Г.Дребезова: К сожалению, ни в одном документе на этот счет нет четкого определения. А в новом законопроекте, вообще указано, что деятельность управляющих контролируют все, кроме одного органа — суда! И это странно: как орган, принимающий решение о банкротстве и назначающий антикризисного управляющего, орган, куда поступают его отчеты, не должен контролировать его деятельность? Тем не менее, внятно прописанной нормы о том, что контроль за деятельностью управляющего осуществляет суд, ведущий дело о банкротстве, в законе отсутствует.

Корр.: А что предлагаете вы?

Г.Дребезова: Мы предлагаем такой вариант: хозяйственный суд, который ведет дело о банкротстве, осуществляет контроль и за соблюдением управляющим требований законодательства об экономической несостоятельности. А финансово-хозяйственную деятельность контролируют иные компетентные органы, поскольку судьи не обладают специальными знаниями в сфере экономики.

Корр.: А что конкретно сказано на этот счет в новом проекте закона?

Г.Дребезова: «Орган государственного управления по делам об экономической несостоятельности и банкротстве осуществляет контроль за соблюдением управляющими требований об экономической несостоятельности. Государственные органы, представившие кандидатуру управляющего, осуществляют контроль за деятельностью управляющего. И орган государственного управления по делам об экономической несостоятельности ежемесячно анализирует и обобщает информацию, представляемую управляющим, в соответствии с законодательством об экономической несостоятельности или банкротству». Это я процитировала статью 87 «Надзор и контроль за деятельностью управляющего» нового законопроекта. О суде здесь — ни слова! И у меня уже не как у эксперта, а просто как у гражданина, возникает вопрос: а какова же роль суда в данной ситуации? Ведь очевидно: если суд не контролирует деятельность управляющих, не надзирает, то смысл судебной процедуры совершенно теряется! А вот если бы хозяйственный суд, ведущий дела о банкротстве, осуществлял и контроль за работой управляющих, то вопрос был бы снят. А в том виде, в котором эта норма предлагается, она, на наш взгляд, является коррупционной. Ну, не продал имущество управляющий, ну, не рассчитался с кредиторами, ну, ушли деньги направо или налево, но ответственность за это судья не несет! За это будут нести ответственность департамент, орган, который представил кандидатуру, в общем, все, кто угодно, но только не суд! Но ведь ни департамент, ни остальные структуры не видят тех документов, которые управляющий обязан представлять в суд! На наш взгляд, это очень серьезное противоречие.

Корр.: Но зачем тогда вообще нужна процедура банкротства, и какова в ней реальная роль управляющего?

Г.Дребезова: Вот и мне это непонятно! И очень интересно, кто же должен нести ответственность за обеспечение сохранности имущества, потому что иначе смысл этой процедуры просто теряется? Почему кредиторы должны лишаться денег вместо законного удовлетворения своих требований? Почему деятельность управляющего не проконтролировал суд, куда он сдавал все свои отчеты? Почему суд не принял к нему соответствующие меры? А между тем, практика показывает, что у нас наказывают управляющего за уйму мелких прегрешений! Если он, скажем, задержал на месяц сдачу отчета, то его непременно привлекут к административной ответственности! Но при этом невероятно редко управляющему приходится отвечать за ущерб, причиненный должнику и кредиторам. Как только такая проблема возникает, стараются быстренько дело закрыть и исключить предприятие из регистра: нет предприятия — нет проблем! А этого быть не должно: деятельность управляющего должна не только тщательно контролироваться, но и контроль этот, по нашему убеждению, нужно сделать прозрачным.

Корр.: Что вы имеете в виду под прозрачностью контроля?

Г.Дребезова: Если на управляющего была жалоба, из-за которой принято решение привлечь его к административной ответственности, то это должно быть обнародовано. Ведь размещает же хозяйственный суд все свои решения на сайтах, так почему бы там не размещать и эту информацию? Недавно мы были в Вильнюсе, где встречались с членами Transparency International и местными антикризисными управляющими. В Литве тоже есть структура, похожая на наш Департамент по санации и банкротству, и информация о привлечении управляющих к административной или любой другой ответственности абсолютно открыта. Там все знают, кто и какие проступки в работе допускает, и это, естественно, влияет на выбор управляющего. Вообще, процедура банкротства во всем мире является наиболее прозрачной и наиболее открытой процедурой. А мы и Румыния находимся где-то на одном уровне. И когда я участвовала в международной конференции по борьбе с коррупцией, прокурор из Румынии выступал и говорил, что принятие нового закона о банкротстве у них увеличило число коррупционных правонарушений в этой сфере. Поэтому я бы очень не хотела, чтобы в результате принятия нашего закона о банкротстве у нас в стране произошло то же самое.

 

Анна Артюшкевич, газета «Антикризисное Управление», № 2 (44) за февраль 2012 г.