Дело о банкротстве

— Она меня огорчает. Кредиторская задолженность, неплатежеспособность в стране растут, у предприятий оборудование изношено, собственных средств не хватает, заемные не по карману, инвестиций ждать не от кого… Как же может на этом фоне уменьшаться количество дел о банкротстве? Это странная, неправильная тенденция.

Еще в 2003 году на республиканской конференции антикризисных управляющих, обсуждавших Указ №508, который внес изменения в Закон «Об экономической несостоятельности (банкротстве)», представитель Высшего хозяйственного суда заявила, что после принятия Указа такие  дела пойдут на убыль. Что и произошло. Но стала ли в результате здоровее экономика? Если сейчас, по официальным отчетам,  прогнозные показатели в целом выполняются, это не значит, что сотни предприятий не влачат жалкого существования. Вот как раз суд вместе с кредиторами и собственниками должен стремиться к тому, чтобы в процедуру оздоровления предприятия попадали своевременно. Когда у субъекта истощатся силы, поздно вызывать к нему реанимационную бригаду — она лишь  зафиксирует кончину.

— Так — в теории, иначе — в жизни. Согласно Указу № 508 горемыка-собственник вкупе с кредиторами и местными властями сначала должны принять исчерпывающие меры по досудебному оздоровлению своего бизнеса. Вот тут захромавшему предприятию обычно и выносится смертный приговор. У большинства  местных администраций нет для такой работы ни физических, ни материальных, ни юридических возможностей. Конечно, исполком заинтересован в сохранении рабочих мест, налоговых сборах, но на деле он не способен вывести субъект хозяйствования из финансового тупика. И то, что суды взяли за правило выносить частные определения в их адрес, думаю, всего лишь формальная попытка переложить проблему с больной головы на здоровую.

— Потому и не получается, что предприятия слишком поздно уходят в судебную процедуру, уже нищими. А значит, почти без шансов возродиться. Так будет до тех пор, пока чиновники не перестанут замалчивать проблему. Надо честно признаться: банкроты в стране есть, и сделать все, чтобы их не было. В том числе освободить деловое поле от убыточных предприятий. Я, например, — сторонник немедленной ликвидации кризисного субъекта. Если на него находится покупатель, то оно будет возрождено. В этом случае и государство получит свои налоги, и наемные работники не останутся без зарплаты.

Что касается  высокого начальства, от которого зависит смена акцентов, то я убеждена: оно не получает достоверной информации. Никто ведь не общается с внешними управляющими напрямую… А из тех отчетов, которые от нас требуют, нельзя понять истинной картины. Для департамента мы вынуждены составлять какую-то нелепую таблицу, вместо того чтобы написать просто: у предприятия такие-то проблемы. Поэтому важные решения принимаются только по балансу. А надо же поднять и первичную документацию, изучить причины задолженности, дать оценку усилиям заинтересованных сторон. Ежемесячный отчет в суд тоже не отражает динамики. А раз нет единства в действиях и подходах — нет в итоге правды, и, значит, по цепочке наверх идет искаженная статистика.

— Достаточно указывать объемы производства, зарплату и рентабельность. И с нарастающим итогом динамика предприятия будет видна. А расписывать по требованию судьи то, сколько времени ты потратил на пребывание на заводе, и прочую хронологическую ерунду — это глупо. На предприятии можно сутками безвылазно сидеть, но без толку. Причем формальный почасовой контроль управляющего с предоставлением табеля не имеет не только делового смысла, но и правовой основы. Я индивидуальный предприниматель, у меня ни с кем не может быть трудовых отношений.

— Наши отношения Закон должен сделать принципиально иными — заинтересованными и партнерскими. А сегодня судья  выбирает управляющего на должность по сугубо формальным рекомендациям чиновников, которые согласно Указу якобы несут ответственность за его профессиональные качества. Хотя понятия о них не имеют, поскольку  управляющий решает все вопросы должника не с местным органом, а с судьей. Судам ни работа, ни судьба наша тоже не интересны — ни разу за последние годы представителя общественной организации антикризисных управляющих не пригласили на совещания по проблемам банкротства.

А по хорошему должно быть так: попало дело в суд — оно тут же переходит под его юрисдикцию, под опеку специальных коллегий по делам о банкротстве, которые нужно создать в каждом хозяйственном суде. И если судья получит право назначать управляющего без всяких посредников и будет отвечать за результат наравне с ним, то он первым откажется от навязанного ему неопытного менеджера. Тогда уже нормальная конкуренция и контроль рублем будут диктовать объем работы управляющего, а не искусственное ограничение до «одного дела в одни руки», как это принято сейчас.

— Обязательное страхование риска. Причем не только управляющего, но и судьи, как это делается, например, в Германии. И суммы должны быть значительные, под стать госпошлине — есть ведь чрезвычайно сложные дела, требующие больших затрат, участия многих экспертов. Страхование снимет излишнюю тревогу за свою собственность у кредиторов с должниками. Не будет резона волноваться и государству. Если проблемное предприятие будет застраховано на случай ущерба от непрофессиональных или недобросовестных действий управляющего, в любом случае свое получат и фискальные органы.

Нужен лишь толковый закон, и страховой бизнес сразу займет эту нишу. Вот вам и новый дотошный контролер, который наверняка схватит за руку нечистоплотного человека, кем  бы он ни был — собственником или управляющим.

— К сожалению, дел много, но информации о них не хватает. Нас на судебные заседания не приглашают, с копиями обвинительных заключений или приговоров не знакомят. Не могу за всех коллег ручаться, но, знаете, это в принципе опасная профессия. Управляющие невольно оказались между молотом и наковальней. С одной стороны — должник, с другой — кредитор, а с третьей, если хотите, — государство. Каждому нужен быстрый результат и в свою пользу. Пресс невероятный. Если я подала иск о признании недействительной  сделки, которую совершил бывший директор-банкрот, как бы подозревая его в хищении (а я подала их десятки!), что он делает в ответ? Правильно, пишет на меня в прокуратуру жалобы. И они, заметьте, тщательно рассматриваются, в отличие от  моих заявлений. Примеров — не счесть! Люди, скажем, теряют на ликвидируемых заводах пенсию, пока не оформишь в архив все бумаги. И я на одном предприятии уже два года веду борьбу с уволенным директором, который боится передавать мне документы, и с прокуратурой, которая ему потакает. В Уголовном кодексе есть статья за уничтожение печатей, штампов, документов, но она никогда не применяется.

То же самое при розыске имущества должника. На фирме, скажем, было шесть автомашин, сейчас — ни одной. Я не сыщик, не следователь, прошу прокуратуру возбудить уголовное дело по факту хищения. Мне отвечают: это ваши проблемы. Идите в суд и ищите. А вот повседневная ситуация, когда ты вынужден отказываться от какой-то невыгодной сделки. Отказался — жди подметного письма или прямого укола: управляющий вымогает взятку. То есть оклеветать или подставить, если есть такая цель, могут в любой момент. Тут лучше перестраховаться. Я, например, все деловые переговоры веду только в присутствии своих сотрудников. Боже упаси дать хоть какой-то повод для упреков и подозрений.

— Я бы сказала иначе — была! Прежде мы действительно шли со своими проблемами в департамент за помощью и защитой. А сейчас, после Указа № 508, заглядываем туда реже. Нас, имеющих лицензию, четко разделили с аккредитованными управляющими на два лагеря. И теперь мобилизованные и после ускоренных курсов брошенные на прорыв «общественники» — основная забота департамента, а профессионалы оказались за бортом. На рынке остались в основном лишь те, кто заканчивает старые дела. Желающих получить лицензию сейчас практически нет. При этом чиновники даже не удосужились обобщить наш опыт. Представьте, чтобы написать хотя бы два-три толковых абзаца в план санации или ликвидации предприятия, нужно собрать и осмыслить горы документов. А чтобы реализовать их на практике, надо быть экономистом, юристом, аудитором, оценщиком… Разве осилит эту безумную работу отставной военный специалист, узкопрофильный инженер или человек, который, скажем, числился  на бирже труда и не мог устроить собственную судьбу? Люди, конечно, не виноваты, просто не по Сеньке шапка.

— Похоже, мы забываем, что банкротство — это коромысло, на котором балансирует здоровье всей экономики. Здесь примитив и конъюнктурные игры не уместны. И теперь уже саму процедуру банкротства нужно спасать от формализма и ошибочных установок. Почему ошибочных? Потому что ключевая фигура — конкурсный управляющий встроен в нашу судебную практику бездумно. Сегодня он вынужден действовать не только в интересах вверенного ему предприятия, но и от имени предприятия, что прямо противоречит Гражданскому кодексу. По канонам экономической конституции я, управляющая Дребезова, обязана отстаивать интересы «подзащитного», но от собственного имени.

— Это совсем другая ответственность и другие возможности. Не случайно международная практика ориентируется на имя, авторитет управляющего и на результат, а сколько у него в работе предприятий (в Беларуси это главный критерий!) — дело десятое. Например, в Польше управляющий помимо собственника и кредитора имеет право получать кредиты в банке под свою ответственность, а риск — страховать, если уверен, что проблемный клиент санируется. Я думаю, такие полномочия и, разумеется, соответствующее вознаграждение помогли  бы исключить ситуации, когда многие наши предприятия элементарно разворовываются, становясь банкротами еще в период процедуры банкротства. Скажем, одно из моих предприятий, которое я недавно приняла, начинало процедуру «по нулям», а к ее исходу уже задохнулось в неправедных и бесконтрольных растратах имущества и товара почти на 5 млн. USD. Иная картина, когда действуешь от своего имени: пошли показатели на спад — доказывай: это твоя ошибка, преступление или форс-мажорные обстоятельства.

Но правда, все равно толку в экономике не будет, если такой же мерой не станут отвечать за свои решения важные чиновники и законодатели. Еще не успели выцвести чернила на приснопамятном Указе №508, который опять у всех на слуху, а документ уже устарел, тормозит дело. Кто, спрашивается, шил костюмчик?..